ЗАМОК

Мы жили в деревянном доме, второй этаж которого, как это мне вспоминается, занимал по площади треть первого: в доме было три подъезда, три входных двери, приподнятых над землёй высокими крылечками в пять ступеней, и только над средним возвышался второй этаж – дом выглядел перевёрнутой вверх ногами буквой Т... Наш, самый левый, вход имел деревянную дверь с висячим замком, за которой был коридор с чуланчиком и другой дверью, на кухню, а оттуда уже можно было пройти в две комнаты, первая из них была проходной. Вся эта небольшая квартирка принадлежала нашему семейству, а всего в доме было четыре квартиры – четыре семьи...

Как-то раз я вышел погулять в наш внутренний двор, прихватив резиновый чёрный мяч, которым любил стучать о стену сарая, отрабатывая удары с обеих ног – этим мог заниматься часами; родители разошлись по службам, бабушка тоже куда-то ушла, а мне был вручён ключ от чёрного висячего замка, открывать который меня уже научили...

Наш двор, со всех сторон огороженный пикообразным стальным высоким – метра два с половиной – забором, имел на своей территории ещё один такой же жилой дом, ребят было мало, все они были постарше и ходили в школу, поэтому утром играть приходилось одному. Настучавшись мячом о стенку, я побросал его в велосипедный обод, приколоченный довольно высоко к той же стенке в качестве баскетбольного кольца. Сверху, от груди, бросать было тяжело, и я бросал снизу, «из-под юбки», слегка подкручивая мяч, чтобы он, ударившись о стенку над кольцом, за счёт вращения упал прямо в него. Поскольку постоянно приходилось соревноваться с ребятами старше – кто больше попадёт, – нужна была тренировка... Почему–то считалось, что бросать снизу – неприлично. Такое же отношение было к удару носком, как говорили – «пыром», в футболе. Неприлично в ребячьей среде, но я интересовался спортивной жизнью страны и сам видел по телевизору, что лучший центровой нашей сборной, Янис Круминьш, великан с лошадиным лицом, седьмой (или девятый?) номер рижской команды СКА, бросает штрафные именно так, а рижане в начале шестидесятых были чемпионами страны и успешно соперничали с великим ЦСКА. Потом я поставил два камушка на некотором расстоянии от стенки: они обозначали футбольные ворота, я бил ногой мяч в стенку, стараясь, чтобы он отскочил в угол ворот, и сам же пытался отразить этот мяч, защищая ворота в качестве вратаря, компенсируя таким образом отсутствие партнёра. В общем, накидавшись, наударявшись, наловившись, я решил отнести мяч домой, а заодно подкрепиться: я брал ломтик белого хлеба, посыпал его сахарным песком, а потом поливал сверху водой, чтобы сахар держался... Я открыл дверь, бросил мяч в угол и стал копаться в ящике с игрушками, выбирая, что взять. Копался-копался и вспомнил, что родители не велели оставлять замок снаружи, вышел на крыльцо – замка ни в петлях, ни на ручке не было. Я пошёл внутрь, обошёл столы, табуретки, пол, ящик с игрушками. Замка нигде не было... Я несколько раз обошёл всю квартиру, выходил наружу, снова искал внутри. Замок как провалился. Я перед этим набегался-наигрался, устал, теперь – бесплодные и безнадёжные поиски... Замок был большой, места в квартире мало, всё как на ладони... Меня оставили одного, долго наставляли, чтобы я не потерял ключ, не оставил дверь открытой, а я сходу потерял замок, да ещё с вставленным в него ключом... Это был кошмар, ужасное свалившееся горе. Главное, я никак не мог понять, куда мог деться замок. Я снова тупо вышагивал по квартире, совершенно устав и ошалев, маленькое детское мужество покидало меня, слёзы потихоньку начали собираться в уголках глаз, я смаргивал их, но, расходясь, они начали капать на пол, застилать глаза, и я перестал справляться с этим потоком, уже расплывчато глядя по сторонам. Плакать я ещё не начал – в том смысле, что звуков никаких не издавал, и влага из глаз шла в полной тишине. Чтобы продолжить поиски, я невольно поднёс левую руку к глазам и прямо перед носом увидел растворённую дужку замка и даже почувствовал её холодную сталь на лице, машинально попытавшись вытереть глаза замком, зажатым в руке... Оказывается, я настолько был озабочен сохранностью этого предмета, что всё время поисков, да вообще всё время после отпирания двери держал замок в руке, не рискуя положить его куда-либо. Если бы не слёзы, неизвестно, сколько бы я искал его... Груз усталости, огорчения, бесплодных поисков просто раздавил меня, хотя слёзы моментально высохли. Я сел на табурет и некоторое время просидел, глядя на замок...

С этого времени постоянно происходит следующее: я, закрыв дверь на ключ, тут же забываю, делал ли я это. Не могу зафиксировать сам момент поворота ключа и, отойдя немного, часто всего несколько шагов, начинаю переживать, что оставил дверь открытой, после чего возвращаюсь перепроверять, ругая себя за невнимательность и твёрдо обещая себе проделать всю процедуру закрытия аккуратно, не автоматически, контролируя этапы, чтобы не переживать потом... Но это не удаётся сделать, и в следующий раз я опять забываю... Хорошо ещё, если я вспоминаю близко от двери, когда есть возможность вернуться и проверить, а вот если отошёл далеко и возвращаться некогда – тогда я переживаю весь день до самого возвращения...